Я снова в Монголии. Прошёл год. На этот раз в рамках иркутского праздника «Зимниада» осуществляется очередной проект свободной экспедиции «Номады ХХI». Мы снова будем встречать Новый год – год Петуха по восточному календарю в семьях кочевников - скотоводов в отдаленных стойбищах Прихубсугулья.
Мы - это директор туроператорской компании «Baikal-Discovery» Алексей Никифоров – «Петрович монгольский», не оставляющий надежд сделать северную Монголию зоной устойчивого туризма. Московские художники Олег Кулик, Владимир Дубосарский & Александр Виноградов - звезды «contemporary art», которые отправились в путешествие, всего через несколько дней после открытия первой Московской биенналле - выставки современного искусства, где они представляли крупный проект «STARS».
Мы с Алексеем уже второй раз путешествуем по заснеженным просторам Северной Монголии. Олег Кулик подсел на «ментальные витамины» монгольских просторов прошлым летом. Дубосарский & Виноградов в Монголии впервые и пока ещё с внимательной осторожностью присматриваются к нашим «телячьим восторгам». И действительно, есть чего опасаться. Всего через пять часов полета из полурастаявшей Москвы они попали в нормальную сибирскую зиму Иркутска (- 32˚ по Цельсию), а в Монголии все интернет-прогнозы на ближайшие десять дней обещают вообще ниже сорока. Я как командор экспедиции не очень беспокоюсь. Я помню, как жарит солнце на льду Хубсугула – озера, находящегося на высоте
1650 метров над уровнем моря, а потому решил выдать всем участникам качественный крем… от загара. У нас хорошая экспедиционная форма. Мы будем спать в уютных и тёплых монгольских юртах вместе с монголами и их детьми. Не пропадем!
Забегая вперёд, скажу, что даже для меня столь сильные (-48˚ С) и продолжительные (более 10 дней) морозы были в диковинку. Но никто не простудился, не закашлял, не чихнул. Чуть позже, уже на Байкале, Саша Виноградов, рассказывая о монгольских впечатлениях примкнувшим к нашей экспедиции новичкам, с жаром во взоре утверждал: «Представляете, там, в Монголии, нет ни одного микроба! Представляете, ни одного!!»…
В десять дней нашего путешествия вместилось очень много. Мы встречали Новый год в Дархатской котловине, в городке Ринчинхлумбе, в большой семье местного скотовода и предпринимателя – «экокуратора Дархатской котловины» - Мишига. Уже не в первый раз я безуспешно пробовал освоить сложный церемонный ритуал праздничного монгольского поздравления, постоянно путая, когда надо надеть шапку, а когда её снять, и кого во время приветствия надо брать под локотки - старшего по возрасту или младшего.
Мы купались в горячих источниках Булнайн-Аршана и, несмотря на сорокаградусный мороз, а может быть благодаря этому, ощущали себя сильными и молодыми.
Мы снова прикасались к «оленным камням», чтобы ощутить энергетику скифа-кочевника, вырубившего около трёх тысяч лет назад  удивительно современные изображения скачущих, почти летящих оленей.
Мы организовали скачки на приз нашей экспедиции и не могли сдержать восхищения, наблюдая как монгольские десяти - двенадцатилетние дети, мальчики и девочки, скачут на лошадях двадцать пять километров по морозной заснеженной степи, а потом громко поют, на тридцатиградусном морозе  гоняя по кругу запыхавшихся, вспотевших лошадей.
Мы верхом на лошадях, вместе с полусотней монгольских охотников, участвовали в облаве на волков, которых в этом году в Монголии больше чем обычно, а значит, монгольский скотовод имеет право стать охотником, чтобы обеспечить  безопасность своего стада.
         Мы, не задавая вопросов и не смущаясь, вслед за  монголами, безропотно кружили по часовой стрелке вокруг многочисленных «обо», оставляя подношения духам и привязывая яркие цветные ленты – «ххххххх». И, без лишних приглашений откупоривали бутылки с «огненной водой», чтобы в очередной раз «побрызгать» духам местности. 
Песня шамана-2

После торжественной встречи года Петуха из Дархатской котловины мы поехали в столицу  Хубсугульского аймака – город Мурэн. Это единственное место, где есть Интернет и работает сотовый телефон. Как и в прошлом году, мы должны были побывать у местной шаманки Оюун. Она считается самым сильным шаманом этой местности…
В прошлом году во время шаманского обряда я, как и полагается туристу, отстранённо и почти равнодушно смотрел на  шаманку, на внимательные и серьёзные лица монголов, на суету наших фотографов - кинооператоров и на… старый электрический счётчик «Siemens», который непонятно зачем установлен в юрте, где из электроприборов только одна тусклая лампочка. Я тогда иронизировал по поводу электросчётчика, предположив, что его истинное предназначение - измерять энергию духов, посещающих юрту во время шаманского обряда. А поскольку скорость вращения диска не изменялась, следовательно, и никаких духов в юрте не побывало.
«Нынче иначе», - как говорил поэт. Прошедший год был для меня очень трудным и наступающий не обещает ничего хорошего. Олег, всерьёз изучающий астрологию, сразу замолкал, когда заходила речь о моём гороскопе. Он неуверенно утешал меня или предлагал свою помощь для консультаций у астрологических светил. По всем звездным раскладам выходило, что если я в этом году и не умру, то со мной обязательно случится что-нибудь ещё более страшное.
Но звёзды в Монголии так близко к земле и они такие чистые, что если их влияние на мою судьбу действительно так фатально, то, конечно же, монгольским духам, а не московским астрологам должны быть открыты сокровенные тайны небес. И я решил обратиться к шаманке Оюун, чтобы она призвала духов и спросила их обо мне. Чтобы она попросила духов дать мне силу для борьбы и мудрость для победы. Такое решение было конечно серьёзным ударом по моему материалистическому мировоззрению, да и перед ребятами было немного неудобно.
«Ну и ладно!» - подумал я, переступая, но не наступая на порог уже знакомой мне юрты, где жила семья Оюун. В юрте было много народа: две племянницы шаманки и её сын, знакомые мне ещё по прошлому году; много маленьких детей и их родителей, члены нашей экспедиции в полном составе включая  монгольских водителей и гида. Но первый, кого я увидел, был огромный жирный лохматый кот, который по своему виду и наглому взгляду являлся точной копией знаменитого Бегемота, выглядел буквальной цитатой из великого романа Мастера.
«Началось!» - промелькнуло у меня в голове, и тут же я увидел, как из-за печки вышел котяра ещё более внушительных размеров, но с такими же бесстыжими глазами. Это было тем более странно, что кошки в Монголии считаются никчемными животными и встречаются крайне редко. «Видимо, в этой юрте без кота никак не обойтись», - попытался я рационализировать ирреальное. В задумчивости я сел на кровать, облокотившись на кучу одежды, наваленную в углу. Вдруг  под этой  кучей  кто-то слабо пискнул и зашевелился. «Кого-то раздавил!?», - обречённо подумал я. Несколько дней назад я уже чуть было не сел на двухнедельную девочку, спавшую на общей кровати, одновременно служившей  ещё и гостевым диваном. Но и на этот раз обошлось. Из кучи одежды выполз совсем маленький щенок (тоже, видимо, двухнедельный) и, весело вертя хвостиком, стал облизывать мою ладонь.
Я огляделся. Посреди юрты у печки сушился огромный бубен, рядом, как бы охраняя его, развалились оба котяры. Сбоку от входа, в маленьком деревянном загончике мирно спали три новорожденных ягнёнка. Самой Оюун в юрте не было. Был праздничный день, и она совершала шаманский обряд где-то неподалёку, в другой семье. Племянницы Оюун готовили и разносили присутствующим «цай», а её сын, который за прошедший год сильно изменился и возмужал, следил за правильностью просушки бубна. Как выяснилось, он уже тоже стал шаманом и теперь иногда помогает матери проводить обряд. В Монголии шаман не является профессиональным служителем культа, как жрецы других религий. Помощь людям, их лечение, то есть изгнание злых духов, или обеспечение защиты со стороны добрых, являются внутренней духовной миссией шамана, некоей добровольной общественной нагрузкой. Шаманский дар осеняет далеко не каждого. Умение общаться с духами – уникальная, но изнурительная способность. Притворяться шаманом бессмысленно. Монголы почти не обращаются к врачам и все важнейшие события жизни и здоровья решают с духами через шаманов. Обман невозможен. И невозможно прожить на небольшие подарки, которые как знак благодарности иногда получают шаманы. Поэтому шаман и его семья так же, как и все, живут скотоводством, кочуют, как и другие, и все трудности суровой кочевой жизни известны им не из учебников. Примерно через полчаса появилась Оюун. Маленькая сухонькая старушка, с похожим на печёное яблоко сморщенным лицом, в глубине которого прятались умные внимательные глаза. Её сопровождал, знакомый по прошлому году, высокий крепкий старик, похожий на средневекового гвардейца – не то муж, не то охранник. Им тотчас же освободили самое почётное место в юрте напротив входа с северной стороны. Оюун внимательно оглядела всех присутствующих,  улыбнулась, показав в улыбке удивительно белые, как почти у всех монголов, зубы и что-то сказала. Затем она и пришедший с ней «гвардеец» скрутили аккуратные тоненькие самокрутки и закурили.
«У кого есть ко мне вопросы?» - так официально перевёл её слова наш монгольский гид на английский язык, а «Петрович» добавив церемонности - с английского на русский. Я начал путано излагать свои проблемы. Мои слова, спотыкаясь медленно переползли через «Петровича» и уже на английском, дошли до нашего гида, а через  него на монгольском к Оюун. Она почувствовала неестественность такого общения и жестом показала место рядом с собой. Сесть по-монгольски, сложив ноги калачиком, у меня не получилось, поэтому я встал перед ней на колени. Она взяла мою правую руку двумя руками и внимательно глядя в глаза, задала несколько вопросов, суть которых я понял ещё до того, как они были переведены на английский. «Как зовут, чем занимаюсь, какой зверь по восточному календарю соответствует году моего рождения?»  Узнав, что я занимаюсь общественным питанием, она остановила расспросы. «Так значит, если пострадаешь ты, то может пострадать много других людей?» - уточнила Оюун. «В какой-то мере», - неуверенно пробормотал я. Более глубокого знакомства не понадобилось. Оюун начала готовиться к совершению шаманского обряда…
Все детали шаманского обряда взглядом постороннего многократно описаны. В том числе и я подробно описывал шаманский ритуал в прошлом году (см. «Песня шамана», Журнал «Время странствий»
№ 3 (21)/2004). Но на этот раз я был внутри обряда. Мы с Оюун находились почти вплотную друг к другу. Она сидела на полу, по-монгольски сложив ноги калачиком, а я стоял перед ней  на коленях. Лицо Оюун было прикрыто кистями шаманского головного убора, но её глаза я всё время хорошо  видел. У меня ни на секунду не возникало сомнений в искренности осуществляемых ею действий. Она действительно уходила в какое-то другое измерение и разговаривала с кем-то другим, невидимым для меня. Она действительно входила в транс и падала в настоящем, не театральном беспамятстве. В какой-то момент она вдруг прервала ритуальный  речитатив, немного похожий на песню американских рэпперов и начала быстро и много говорить. Наш гид тотчас же стал записывать все её слова в заранее подготовленный блокнотик. Как потом выяснилось, это и были рецепты от духов конкретно для меня. Я на протяжении всего периода ощущал себя, как говорится «в трезвом уме и твёрдой памяти», не под гипнозом, не в трансе, но всё, что происходило, воспринимал всерьёз, без привычной иронии. Обряд длился около получаса и закончился глубоким обмороком Оюун, из которого помощники непривычно долго не могли её вывести. Было видно, как они беспокойно и многократно обдувают её дымом горящего можжевельника, особым образом хлопают в ладоши или пытаются разбудить с помощью  необычных звуков народного музыкального инструмента, кажется, он называется «хомуз»…
После обряда я получил все необходимые рекомендации и амулеты, позволяющие мне уверенно поддерживать связь со своим духом - хранителем, который меня «спасёт и сохранит».
Спасибо монгольским духам и ставшему моим покровителем духу Тагнын-эх, и великому хозяину Тенгри-хану, и особая благодарность маленькой самоотверженной женщине бескорыстной Оюун, которая, не задумываясь и не оговаривая условий, помогает людям найти утешение и помощь  в общении с неземным.

Синие всадники Чингиз – хана
 
Утром следующего дня мы уже ехали на УАЗ(ах) по целине заснеженной степи в сторону горячих источников Булнайн-Аршана. С нами снова был переводчик экспедиции Доржготов – «Доржи».  Вчерашним  вечером Доржи поздравлял своих многочисленных родственников в Мурэне и поэтому не был в юрте Оюун.
Доржи - профессиональный дипломат, очень образованный человек. Он окончил Московский институт международных отношений, работал в разных странах Европы, был консулом в Таиланде, долго жил и работал в Москве. Хорошо знает русский, английский и китайский языки.  В прошлом году вернулся на свою родину, в северную Монголию. Сейчас помогает брату и матери ухаживать за скотом, пробует себя на политическом поприще и в предпринимательстве. С нами он работает из уважения, видя наш искренний  интерес к его любимой Монголии.
Расспросив о вчерашних впечатлениях от шаманского обряда и оттолкнувшись от них, он стал рассказывать о роли Чингиз-хана в мировой истории. По мнению Доржготова Великий Хан был Мессией (Мошияхом), кем-то сродни Христосу или Мохаммеду. Он являлся посланником Бога. Его миссия  заключалась в создании правильных основ организации человеческого сообщества, в привнесении  промысла Божьего как доктрины существования общества человеков. Накопленный к тому времени уровень неравенства, непримиримой повсеместной междоусобицы и других безобразий, творимых на Земле, в том числе и Божьим именем, требовал немедленного вмешательства высших сил.
Такой мессианский взгляд монголов на загадочную для всего мира историческую фигуру Чингиз-хана не был для меня внове. В отличие от известной библейской истины о том, что только «в доме своём» пророк бывает без чести, в Монголии Чингиз-хан почитаем в каждом доме в каждой семье. Его портреты  есть и в юрте пастуха-кочевника, и в кабинете государственного руководителя - дарги любого уровня. Чингиз-хан для монголов не только создатель великой империи, подробные карты которой продаются во всех книжных и газетных киосках. Он  великий объединитель, примиритель народов мира, создатель правил и уклада, которым и сегодня живут монголы. Чингиз-хан для монголов всё.  Как-то в официальной обстановке торжественного обеда, устроенного в нашу честь из уст монгольского дарги  даже прозвучал призыв поднять бокалы и выпить за Великого Чингиз-хана, положившего начало дружбе между монголами и россиянами. Но в сегодняшних рассуждениях Доржготова вдруг зазвучала новая для меня тема.
Он говорил, что сегодня люди опять забыли заветы Бога. Стали жестокими, бездуховными, забыли о милости и сострадании, о необходимости жить в гармонии со всем сущим. Люди не ждут милости от природы, а злобно и безрассудно калечат и уничтожают её. Сегодня, по мнению Доржготова, назрела необходимость в осуществлении революции духа. Он ждёт второго пришествия Чингиз-хана с миссией духовной революции в сознании людей. Более того, он слышал, что в разных местах и при разных обстоятельствах многие  монголы уже видели небесных всадников Чингиз-хана…
Так за разговорами мы и не заметили, как подъехали к цели нашего сегодняшнего путешествия – целебным горячим источникам Булнайн-Аршана.

          …Волк остановился посреди поляны, когда до нас оставалось не более пятидесяти метров. Он поднял голову и внимательно посмотрел на меня. Его желтые глаза полыхнули отражёнными в них солнечными лучами. Только теперь сидевший рядом монгольский охотник, наконец-то увидел волка. Охотник вдруг как-то неожиданно и неловко прыгнул в мою сторону, плюхнулся на живот  и выстрелил,  почти не целясь  туда, где стоял волк. Зверь не шелохнулся. Он лишь дёрнул ухом и приподнял с глухим рыком верхнюю губу, обнажив крепкие желтоватые клыки.  Волк ещё раз и как мне показалось, с некоторой укоризной взглянул на меня, а затем поднял голову и внимательно посмотрел куда-то  выше и дальше того места, где мы находились.  Только после этого он, наконец,  повернулся к нам боком и спокойно потрусил в ту сторону, где уже совсем близко слышались крики и свист  загонщиков. Охотник, продолжая лежать на животе, долго провожал волка взглядом, но, несмотря на выигрышную для выстрела позицию  почему-то второй раз стрелять не стал.  Когда волк совсем исчез в глубине леса, я всё-таки оглянулся и посмотрел туда, куда он  бросил свой прощальный взгляд…
             На той стороне залитой солнцем  долины  далеко - далеко, там, где горизонт прорезала изломанная линия заснеженных горных вершин,  едва заметные  на   фоне ясного неба двигались синие всадники.

    Павел Рабин,
                                                               Февраль-март 2005г.